Дверь за ее спиной бесшумно открылась, в комнату заглянул Лестер и замер на пороге. Ло взяла Тильду за руку и мягко потянула, вынуждая сесть на кровать, а потом поверх ее головы сделала страшные глаза целителю. Тот просиял и исчез, а Ло провела рукой по рыжим волосам девчонки, чувствуя, как горько-сладкое чувство заползает в сердце. Тильда снова всхлипнула, доверчиво прильнув к поднятым коленям Ло, уткнувшись в них носом. Сейчас она казалась еще меньше, чем в углу, неловкая, сжавшаяся в комочек, как озябшая птица…

— Все будет хорошо, — негромко сказала Ло. — Я знаю: когда кто-то очень дорогой уходит навсегда, тебе кажется, что хорошо уже не будет. Что всегда будет только больно, страшно и одиноко. Когда мой отец погиб, мне было столько же, сколько тебе сейчас. А потом умерла мама. Мы остались вдвоем, я и моя маленькая сестра. Помню, она все время плакала, а я даже плакать не могла…

Тильда затихла, едва дыша, и Ло продолжила гладить ее по голове, успокаивая негромким голосом и прикосновениями, как испуганного грозой щенка.

— Но ты не одна, — сказала она мягко. — У тебя есть отец, которому тоже нелегко. Есть люди, которые о тебе заботятся. Есть я. Никто не заменит тебе маму, но этого и не нужно. Ты Просто продолжаешь терпеть боль и жить, а потом вдруг понимаешь, что боль прошла. И можно дышать, смеяться, даже плакать, если хочется. Жизнь идет дальше, и когда-нибудь твои близкие потеряют тебя, но ты ведь не хотела бы, чтобы им было так же больно? Вот и твоя мама не хотела бы этого.

Боги, благословите Маркуса, когда-то нашедшего для Ло слова, которые она сейчас воскрешала в памяти. Некроманты знают толк в утешениях, как целители — в обезболивающем. Тильда дышала все ровнее, только еще всхлипывала и сопела, и Ло поклялась себе, что ее вторым подарком глупой девчонке станет дюжина носовых платков — штука прозаическая, но куда более полезная, чем магическая отмычка. Благие Боги, ведь им же теперь никуда не деться друг от друга, три года так уж точно. И придется приручать эту… козу горную. «Но ты же хотела преподавать? — напомнила себе Ло. — И была уверена, что справишься с адептами Академии — тем еще стадом юного буйного шкодливого зверья. Значит, попробуй управиться с одной-единственной девчонкой, иначе ломаная крона тебе цена как учителю, Ло Ревенгар».

Навещать леди до утра Эйнару строго-настрого запретил Лестер. И хорошо сделал, потому что после того, что целитель рассказал об осколке под сердцем, Эйнару смертельно хотелось ругаться самыми черными словами и кого-нибудь убить. Даже ясно кого. Тварь проклятую, чтоб ему сдохнуть в муках и стать утбурдом, а потом развеяться по всем семи ветрам, памяти о себе не оставив! Чтоб ему…

— Понял я, понял, — процедил он лекарю. — Только утром. Не ругать. Не… Лестер, какого йотуна она не сказала?!

— Вот у нее завтра и спросишь, — невозмутимо сообщил тот. — Но без крика и ругани. Если по твоей милости эта пакость опять с места сдвинется, я вас обоих прибью. Все, пошел я спать.

Выглядел он и правда плохо: посеревший, осунувшийся. Но при этом довольный и будто просветлевший изнутри, как человек, сотворивший трудное, но радостное дело. Эйнар проводил его взглядом и снова зло подумал, что все маги — сумасшедшие! И она тоже. Сколько раз за эти недели она могла умереть?! Да вспомнить только их первую брачную ночь! А потом — ссору из-за хелайзиля, северных гостей, Гарвию… Дура! Высокомерная самоуверенная дура, решившая, что может справиться с чем угодно! А может, ей просто жизнь без этой ее магии не нужна?!

К утру он успокоился ровно настолько, чтобы напомнить себе: ругаться с леди нельзя. Как бы ни хотелось. Несколько часов сна освежили и тело, и мысли, так что Эйнар смог честно признать: молчание об осколке — рыба из того же ручья, что и молчание об утерянной магии. Просто леди ему не доверяет И даже не знает, насколько она права. Сейчас нужно быть особенно осторожным, будто идешь по гнилому мосту, способному в любой миг провалиться под ногами. Еще и гость обещанный…

К лазарету он пришел после завтрака и даже ближе к обеду. Глубоко вдохнув, как перед прыжком в воду, шагнул через порог в жаркую — аж воздух дрожал — комнату, окинул ее взглядом. Все совсем не так, как вчера! Стол с лекарскими коробками и посудой сдвинут к окну, а на его месте красуется другой, маленький и круглый, уставленный чашками и тарелками. В очаге — начищенный медный котелок с водой, а на полу рядом — коробка с порошком для шамьета. Сам Лестер хлопотал над столом, а леди сидела, опираясь на высокие подушки, и встретила Эйнара настороженно-виноватым взглядом.

— О, капитан, ты вовремя! — не оборачиваясь, радостно сообщил целитель. — Как раз перекусишь с нами. У нас с твоей женой любопытный разговор!

— Это не разговор, а растирание воды в ступке, — фыркнула леди. — Мэтр, я понимаю, что вы были очарованы моим почтенным дедушкой, но какая, к Барготу, двойная звезда? Это лженаучная ересь!

— Вот как? Уже ересь? В мое время это было вполне еще гипотезой, — возразил Лестер, а Эйнар вмиг почувствовал себя дикарем и неучем.

Впрочем, его участие в разговоре этим двоим не требовалось, так что он прошел к очагу, пошевелил угли, и через несколько минут вода в котелке пошла пузырьками. Леди и целитель все это время спорили с таким жаром, что Эйнару стало не по себе, но ведь Лестер знает, что делает?

— Двойной звезды не существует! — доказывала магичка. — Да, можно изучить магию другой гильдии, но только на уровне, доступном любому профану! Если я возьмусь за лекарское ремесло, я могу выучить лекарства и болезни, но исцелять-то не выйдет! Даже будь у меня сила…

— А вы пробовали? — азартно парировал Лестер. — Уверяю вас, мэтр Седрик Ревенгар, храни Претемная его душу, владел двумя видами магии. Да, он считался целителем и носил зеленый камень. Но его умения в магии разума выходили далеко за границы того, что возможно освоить профану! Как вы это объясните?

Мудреным словечком «профаны», как понял Эйнар, именовались у магов те, кто магией не владеет. Он старательно занимался котелком, в то же время превратившись в слух: вдруг попадется что-то полезное? Спрашивать напрямую нельзя — клятый маг услышит через перстень-ошейник, — но ведь никто не запрещал Эйнару просто выпить шамьета с собственной женой?

— Не знаю, — буркнула леди. — Допустим, вы не ошибаетесь. Допустим даже, аномалия двойной звезды существует — хотя я не представляю, как это возможно! — и что с того? У меня выжжены каналы и потухла искра, магия для меня невозможна в принципе. Хоть двойной звезды, хоть тройной, простите меня Благие.

— Но ведь магия разума каналы практически не использует, — возразил Лестер, нарезая хлеб и копченое мясо с сыром. — Эйнар, что там с водой?

На людях лекарь всегда именовал его капитаном, но сейчас то ли увлекся, то ли окончательно признал леди входящей в их маленькую компанию.

— Закипает, — отозвался Эйнар.

— Магия разума? — так же насмешливо фыркнула леди. — Ну, мэтр, вы мне еще способности к оперному пению припишите! Какой из меня разумник? Магистр Саттерклиф умер бы от смеха, узнай он вашу идею. И в любом случае проблему с искрой это не решает.

Эйнар наконец сообразил, о чем речь. Лестер доказывал, что можно вернуть леди не ее утраченную магию, а какую-то другую. Лавиния сопротивлялась, то ли не веря ему, то ли не позволяя себе надежду.

— Что такое двойная звезда? — не выдержал он, решив, что некоторое любопытство вполне позволительно, и оборачиваясь от очага.

Оба мага воззрились на него, словно заговорил котелок с водой, потом Лестер улыбнулся:

— Ага, вот и не замутненный догматами ум! Не хмурься, Эйнар, это я в самом лучшем смысле. Двойная звезда, дорогой мой капитан, это прелюбопытнейшая гипотеза — я сказал, гипотеза, миледи, а не ересь! — которая утверждает, что один маг может владеть двумя видами магии. Одним как основным, а вторым — вроде как отблеском. С ней рождаются не все одаренные божественные силой дети, а только часть их. Ну вот как у обычных людей может быть много таланта к ремеслу, а у кого-то еще вдобавок к пению или фехтованию…